Черноватое чувство юмора пронизывает культуру северной столицы слой за слоем, к родной достоевщине здесь принято относиться с неопределенной улыбкой, а выражение «страшно весело» имеет прямой смысл. Как и само искусство, его младший брат мерч в Петербурге нередко несет тот же оттенок макабрической игры.
Самый убийственный роман Достоевского «Преступление и наказание» и образ Раскольникова с топором регулярно вдохновляют производителей футболок, кружек и прочих товаров. Причем помещенные в потребительский контекст цитаты перестают нести тяжесть моральных терзаний героя и обретают иронический оттенок. Детский лонгслив с топором «Тварь ли я дрожащая или право имею?» вряд ли даст представление о смысле романа, зато эту вещь легко описать бумерским словом «прикольная» – или какие сейчас синонимы в детском саду? Достоевский пугает – а нам не страшно.
Напрямую цитировать Федора Михайловича – слишком очевидный ход. Тем более, петербургская смерть в лице доцента Соколова, жены рэпера Картрайта и так далее предлагает не менее увлекательные сюжеты, чем литература. Вслед букету новостей о расчлененке на невских берегах петербургский публицист Александр Невзоров запустил сначала мем-каламбур «Расчленинград», а после выпустил мерч по его мотивам. За пару сотен рублей можно разжиться значком с котом, держащим окровавленный нож.
На порядок больше стоит подарочный набор «Веселый рэпер» – 46300 рублей.
В последний путь пожилую Дюймовочку проводили «Невеселые человечки» на недавней выставке Николая Копейкина: как и прочие участники петербургского товарищества «Колдовские художники» (сокращенно «Колхуи»), автор нередко подает печальные темы в несерьезном тоне. Это касается и вещей, которые можно приобрести: скажем, на сайте группы «НОМ», к которой Копейкин имеет самое творческое отношение, продается бумажник с принтом «Заземлись, гнида», где один герой намеревается закопать другого.
От могильной земли, казалось бы, должно отмыть мыло, которое вручную сотворила мыловар из Омска Евгения Файт (Ether Organic) для петербургского коллектива FeoDoq. «Никаких веревок, смертей и мистики», – сообщает Евгения, которая просто хотела сделать подарок группе, чье творчество ценит.
Однако милые веревочки от упаковки как-то сами легли рядом с куском мыла, напоминающим мрамор монумента, в соцсетях у музыкантов, один из которых организует «Смерть-Фест». Фео и Док тоже могли ничего такого в виду не иметь – но получилось, как получилось. Как в меме «Давайте говорить как петербуржцы»: «Некролог, кладбище, соболезнования».
В полуабсурдном перформансе «Последний масон», затеянном до пандемии объединением «ОПГ Добрых дел», обрядовым инструментом для посвящения в масоны была гигантская ложка, которой накрывали лицо умершего и готового переродиться героя. Эту штуку впору назвать если не ложищей, то ложей, что рифмуется и с темой шоу, где тексты Булгакова и Достоевского поданы в обэриутовской манере. Сотни посетителей «масонской ложи» унесли с собой со спектакля масонские ложечки.
Как ни странно, в Петербурге не видно мерча про актуальный коронавирус – возможно, здесь просто считают, что пандемия – штука преходящая, а Федор Михайлович вечен.